|
КАК НЕ НАДО ПИСАТЬ ИСТОРИЮ РОДНОГО ГОРОДА
В последнее время в творчестве боровичских краеведов наметилась тен-денция к снижению качества публикуемых работ. Книги «Боровичи» ( ав-тор—издатель Л. П. Арефьева, изд. «Красная искра», 2003 г.) и «Малая родина» ( автор Н. И. Кутузов, изд. Санкт—Петербург, 2003 г.) красиво оформлены, снабжены иллюстрированным материалом и явно направлены на развитие чита-тельского интереса. В этом их достоинство. Но научный уровень означенных изданий никакой, поскольку отсутствует список источников, — одно из необхо-димых условий научного исторического краеведения. Приведенные в работах факты не подкреплены документально, а это весьма важно для книг, претен-дующих на роль пособия для учителей и краеведов. Авторы, по всей вероятно-сти, не имели ( а может быть и не хотели ) получить доступ к библиографиче-ской информации, которая хранится в архивах и фондах научных учреждений ближайшего от них Новгорода. Из практики написания работ известно, что пре-небрежение архивными разысканиями неизбежно приводит автора к простому переписыванию чужих текстов либо к использованию сомнительных с точки зрения документальности «воспоминаний» старожилов, либо к местным мифам. Наконец, библиографический аппарат книги неоспоримо свидетельствует как об индивидуальности автора, так и его компетентности.
Нелишне будет вспомнить, что краеведение — комплексная наука, вклю-чающая в себя не только совокупность географических и исторических знаний о конкретном городе и прилегающей к нему местности. По справедливому заме-чанию выдающегося специалиста отечественного краеведения профессора И.М. Гревса «жизнь города должна познаваться (и добавим от себя излагаться!) в ее экономической, вещественно-бытовой и социальной, политической, умственной, художественной и религиозной природе и правде», поскольку биография города —«это конкретизированная часть биографии данной страны и народа» .
Демократизация общества сняла идеологический гнет над автором, но не освободила его от ответственности перед читателем, который сегодня уже не «схавает», как бывало прежде, все, что ему преподнесут некоторые современные «летописцы» уездного масштаба. Вдумчивый читатель, интересующийся исто-рией своего города и края, наверняка попробует узнать больше, но отсутствие подстрочных примечаний и ссылок на источники лишают его этой возможно-сти. По большому счету отсутствие библиографии граничит в какой-то мере с неуважением к читателю, так как краеведческая литература — это не мемуары или же воспоминания. Здесь приводимые факты требуют строгого докумен-тального подтверждения.
Техническое краеведение — особый вид творчества, требующий от автора хотя бы элементарных знаний о предмете рассуждения. Если не ошибаюсь, то еще А. М. Горький советовал начинающим писателям ( краеведов это тоже ка-сается), пишущим о яблоке, все знать о самой яблоне, иначе конфуза не мино-вать. Л. П. Арефьева не вняла мудрому совету пролетарского писателя, и по-этому у нее авторский ляп следует за ляпом.
Предшественник Боровичского стального моста — деревянный ряжевый мост, фотографии которого хранятся в городском музее, служил боровичанам не одно столетие, а по качеству и прочности никак не походил «на нечто вроде мостков», как об этом повествует Арефьева. Река Мста, уважаемый «летопи-сец»,— это вам не дождевая лужа или же ручеек с перекинутой через него дос-кой, а вполне серьезная (особенно весной и осенью) водная преграда. Ряжевый мост, весьма трудоемкий в исполнении, возводился определенным способом, разработанным еще в глубокой древности, и не летом, а в конце весны.
Далее. Боровичский городской мост системы профессора Н. А. Белелюб-ского и инженера А. П. Пшеницкого действительно первый и единственный в России трехшарнирный арочный мост с ездой понизу ( были и с ездой поверху, но других авторов). Но Боровичский мост никогда не служил, да и не мог служить образцом для европейского мостостроения, которое имеет свои бога-тейшие традиции. Подобный вымысел может придти в голову либо из-за полно-го незнания предмета, либо от избыточного чувства патриотизма. Прототип Боровичского моста находился в г. Бонне (Западная Германия) и был возведен на 15 лет раньше Боровичского! Верно лишь то, что мост Белелюбского полу-чил признание у европейских мостостроителей, а арка конструкции Белелюб-ского (но не сам мост!) была, например, использована при строительстве гро-мадного моста через сиднейскую гавань в Австралии . Откуда у автора «Боро-вичей» эта манера приписывать России несуществующие приоритеты? Ведь ес-ли бы автор повнимательнее списывала с чужой работы ( видать в школе этому не научилась), то узнала бы, что профессор Белелюбский не считал зазорным ни для себя, ни для своих коллег использовать зарубежные мостовые системы, если они идеально подходили к особенностям русского берегового ландшафта. Вот и получается, что не Россия, а сама г-жа Арефьева галопирует впереди Европы всей.
Следующий ляп. Никакого «принципа напряженного лука» (удивительно живучий местный миф!) изначально в конструкции Боровичского моста заложе-но не было! Подобный принцип приемлем в неразрезных арочных мостах, когда цельные арки намертво стягивают концы проезжей части (мосты с «затяжкой»). Проезжая часть Боровичского моста была спроектирована таким образом, что ее концы свободно лежали на устоях, а сама она лишь подве-шивалась вертикальными связями к аркам.
Не зная всех особенностей строительства моста, Арефьева просто заимст-вовала нужный ей материал, не потрудившись сделать сноски, ни назвать ис-точник и автора. В научном мире это называется даже не компиляцией, а пла-гиатом, сиречь литературным воровством по определению С. И. Ожегова.
20-30-е годы ХХ столетия в работе Арефьевой рассматриваются тради-ционно в ключе восторженного панегирика. На первом плане технические дос-тижения городской промышленности ( очень подробно), а на втором — хорошо скомпонованный «винегрет» из жилищно-культурно-массовых достижений. Здесь Арефьева строго следует по стопам своего предшественника М. Бузинова — автора брошюры «Боровичи», изд. Ленсовета, 1939 г. Но Бузинова можно понять: он руководствовался идеологическими установками и готовил брошюру к выборам в местные Советы депутатов трудящихся. А чем же руководствова-лась г-жа Арефьева ? В ее работе ни слова о том, что город развивался в стро-гом и полном соответствии с приоритетными планами индустриализации стра-ны, и что, порожденный этими планами, остаточный принцип финансирования всех остальных направлений экономики не позволял полностью решить многие социальные проблемы города. Так, на реконструкцию заводов «Красного кера-мика» и промышленного строительства было затрачено в 1939 году в общей сложности 97.148 тыс. рублей, а на жилищно-культурное, школьное строитель-ство и здравоохранение — только 17.983,2 тыс. руб.
Жилищной проблеме Арефьева отвела 7 неполных строчек, из которых следовало, что жилищный кризис в Боровичах длился всего 3 года и, надо пола-гать, благополучно разрешился к началу 30-х годов. Но ведь хорошо известно, что советской власти, при всем ее старании, так и не удалось разрешить его ни в Боровичах, ни в масштабах всей страны. Социалистическая экономика потому постоянно и воспроизводила дефицит жилья ( да и не только его), что подчиня-лась приоритетам проводимым государством в экономической и социальной по-литике. Никакие цифры роста расходов бюджетных средств в жилищном строительстве не могли скрыть того печального факта, что на каждого жителя города приходилось к концу 30-х годов всего 4,5 кв. метра жилья. Чтобы скрыть это социальное позорище, в пропагандистской литературе вводилась обобщающая цифра «успехов» в жилищно-бытовом, коммунальном и админи-стративном строительстве.
Отдавать пальму первенства в жилищном строительстве Боровичскому горсовету нет никаких оснований, ибо предвоенное жилищное строительство шло исключительно по линии промышленности. Из 209,7 тыс. кв. м. городского жилья в ведении Горсовета находилось всего 48,9 тыс. кв. м. Позволить себе массовое жилищное строительство Горсовет мог лишь при выделении ему крупных средств из ЦКБ, чего в предвоенные годы не наблюдалось. Городской бюджет мог покрыть лишь 15,1% от необходимого. В 1940 году Боровичскому горисполкому на строительство жилья вообще не отпустили ни копейки, а сво-его резервного жилого фонда в наличии не оказалось.
Поскольку Арефьева вообще не упоминает о материальной жизни горо-жан, то нам придется напомнить, что в начале 30-х годов темпы индустриализа-ции пришли в явное противоречие с финансовыми возможностями страны. Го-сударство не располагало достаточными средствами для равноценного развития всех отраслей народного хозяйства. Форсированная индустриализация и пере-распределение средств в ее пользу привело к росту цен не только на промыш-ленные товары, но и продукты питания. Была введена карточная система. Пра-вом преимущественного и первоочередного снабжения по карточкам в 1931 го-ду имели рабочие и члены их семей особого и первого списка городов. В Боро-вичах только рабочие предприятий союзного значения («Красный керамик», Машиностроительный завод № 12, Вельгийская бумажная фабрика и Водочный завод) могли рассчитывать на отоваривание по карточкам. На одного взрослого человека полагалось ( в кг.): 0,4 масла животного, 1,0 муки, 3,0 крупы, 0,5 саха-ра, 0,8 печеного хлеба, 4,4 мяса ( членам семей вдвое меньше). Рабочие городов 1-го, 2-го и 3-го списков получали половину этой нормы, а то и вообще ничего.
Успехи индустриализации страны, в том числе и Боровичей, Н. И. Куту-зов в своей книге «Малая родина» связывает исключительно с деятельностью колхозов и с их безвозмездными поставками зерна государству. Мол, не было бы колхозов, так и не было бы источника накопления для приобретения за ру-бежом техники и оборудования, столь необходимого для развития индустриа-лизации, но все дело в том, что продажа колхозного зерна за рубеж не являлась основным источником поступления средств, ибо еще в начале 30-х годов сель-скохозяйственные продукты, из СССР на международном рынке, значительно упали в цене. Торговать хлебом в больших объемах тогда было просто невы-годно. Небывалый по силе экономический кризис (1929—1932гг.), охвативший страны Западной Европы и Соединенные Штаты Америки переплелся с кризи-сом аграрным. Выступая на страницах Нью-Йорк Таймс, директор Английского банка так охарактеризовал кризисную ситуацию: «Мы безмерно богаты в отно-шении нашего материального состояния... Страдаем мы не потому, что нам не хватает пищи или одежды, не потому, что товары дороги, но потому, что склады наши забиты дешевыми товарами, которых никто не покупает..» . С 1933 г. в странах капитала наступила Великая депрессия, а против торговли с СССР бы-ли приняты ограничительные меры.
Дополнительные средства ( и немалые !) поступали в бюджет страны за счет увеличения добычи золота, повышения подоходного налога , обязательной подписки на «займы индустриализации», замораживания роста заработной пла-ты, увеличения производства и продажи спиртных напитков и т. п. Один только Торгсин за годы своего существования дал стране валютных ценностей на 287 миллионов рублей. Сюда следует добавить и долгосрочные кредиты, получен-ные СССР от Германии, Чехословакии и Англии. Советское государство полу-чало гораздо больше средств не от продажи за рубеж хлеба, а нефти и леса. Так, в 1930 г. за счет продажи хлеба было выручено 883 млн. руб., а нефти и леса — 1 млрд. 430 млн. руб. В 1937 г. в списке экспортируемых из СССР то-варов хлеб занимал десятое место.
В приснопамятном 1935 году города Ленинградской области, в том числе и Боровичи, были подвергнуты экономическим санкциям в связи с убийством С. М. Кирова в Смольном 1 декабря 1934 года. Тогда годовое снабжение город-ского населения ( на одного человека) по отношению к сельскому составило: 0,3 по швейным изделиям, обуви и хлопчатобумажным тканям: 0,5 по трикотажу и шерстяным тканям: 0,8 по хозяйственному мылу и т.д. Это был единственный случай в истории советской страны, когда сельское население было обеспечено мануфактурой лучше городского.
Мало что изменилось в жизни боровичан и к концу 30-х годов. Во второй их половине государство отменило карточную систему и дважды увеличивало заработную плату, но товарный голод и дефицит самого необходимого продол-жал преследовать людей. Зарплата подавляющей части рабочих и служащих все еще никак не могла покрыть всех семейных расходов. Архивные документы со-общают, что даже на ведущем предприятии города — комбинате «Красный ке-рамик» на начало 1940 года около половины рабочих (1575 чел.) получали в ме-сяц от 120 до 260 рублей, работница комбината — 150 руб., работница промар-тели 60-80 руб., бухгалтер ( не главный) — 200 руб., инженерно-технические работники и рабочие высшей квалификации — от 500 до 800 рублей.
Хватало ли этих денег на нормальную человеческую жизнь? Розничные цены на продукты питания согласно «Прейскуранту отпускных и розничных цен по Ленинградской области на 1939 год» ( в кг.) составляли: по хлебу ржаному и пеклеванному — от 95 коп. до 2 руб. 10 коп., пшеничному — от 1 руб. 10 коп. до 5 рублей. Мясо (говядина и баранина) — от 1 руб. до 9 руб. 60 коп., масло сливочное ( по сортам) от 15 до 22 руб., масло растительное — от 14 до 17 руб., водка (литр) — 33 руб., колбаса конская — от 8 до 31 руб., сосиски-сардельки ( в штуках) — от 35 до 70 руб., жир свиной — 5 руб.10 коп., мыльный порошок (400 гр.) — от 20 до 30 руб., мыльные палочки (10 шт.) — 15 руб. и т. д. Но на-до иметь ввиду, что эти продукты и товары появлялись на прилавках борович-ских магазинов лишь в том случае, если они завозились своевременно и в доста-точном количестве, что бывало не всегда. Кому ничего не доставалось, тот шел на колхозный рынок, где цены были еще выше.
Простые подсчеты показывают, что даже заработок в 500 руб., который на «Красном керамике» получал всего 221 рабочий, был недостаточен для ме-сячного содержания семьи из 4-5 человек , ибо в эту сумму надлежало вклю-чить, кроме расходов на питание, расходы на оплату жилья, одежды и обуви, подписку на газеты и журналы, партийные и профсоюзные взносы, подоходный налог и многое другое. Одним словом, более менее сносно жили те, кто, вдоба-вок к зарплате, имел частный дом и огород.
К лету 1940 года в связи с ухудшением международной обстановки и не-обходимости создания резервного продовольственного запаса, снабжение горо-дов в стране, в том числе и Боровичей, заметно ухудшилось. Колхозный рынок продолжал оставаться основным источником приобретения продовольствия. Килограмм говядины на рынке стоил 20-24 руб., баранины - 20-26 руб., свини-ны - 24-26 руб., масло сливочное - 42-45 руб., молоко ( литр) - 2 руб.50 коп-3 руб., яйца ( десяток)—9-10 руб. Ржаная мука с рынка исчезла еще раньше.
А теперь посмотрим. что еще скрывалось за пышным фасадом социали-стического «процветания» Боровичей? Периодическая печать — прекрасное дополнение к архивным документам. Арефьева уверяет читателей, что при на-писании книги использовала предвоенные материалы «Красной искры». Но и газету можно читать по-разному, в зависимости от поставленной задачи, выбо-рочно и в том числе через «розовые очки», но тогда и результаты будут иные. При беспристрастном и внимательном просмотре материалов «Красной искры» и «Ленинградской правды», хотя бы за последние два предвоенных года (1939—июнь 1941 гг.), выявляется совсем иная картина, отличная от той, которую изо-бразила Арефьева.
Успехи в реконструкции и развитии городской промышленности за годы индустриализации действительно были впечатляющими, но с другой стороны имелась масса упущений, просчетов и головотяпства самих руководителей про-изводства. Высокие темпы индустриализации, слабая энерговооруженность предприятий, спешка в освоении новых технологий, нехватка инженерно-технических работников и рабочих высокой квалификации, многие из которых были направлены на руководящую работу в колхозы, нарушения трудовой дис-циплины на почве пьянства привели к тому, что в 1930 г. рудничное хозяйство «Центрошамота» ( так тогда назывался комбинат «Красный керамик») не вы-полнило производственный план, а 7-й завод «Центрошамота» угодил на чер-ную доску. Предварительные итоги выполнения производственного плана 1931 г. показал, что промышленность города выполнила задание по валовой продукции лишь на 84,2%, а себестоимость продукции на заводах «Красного керамика» выросла против 1930 г. на 24%. И в 1934 г. выпуск огнеупорных изделий продолжал снижаться. Одновременно резко ухудшилось качество огне-упорных изделий. На комбинат «Красный керамик» прислали рекламации Ижорский завод, московский «Серп и молот», «Красный путиловец» и др. В га-зете «За индустриализацию» появилась скандальная статья под заголовком: «Защитите нашу металлургию от боровичских изделий». На Вельгийской бу-мажной фабрике длительное время не проводился плановый технический ре-монт, и с 1938 по 1940 год она находилась в «прорыве». В цехах царила расхля-банность и низкая дисциплина труда. Трикотажная артель «Победа» славилась низким качеством выпускаемой продукции исключительно 2-го и 3-го сорта, но лишь она была доступна по цене большинству жителей города. Артель «Пря-дильщик» изготовляла пряжу такого отвратительного качества, что хлопчато-бумажные изделия из нее после одной—двух стирок становились безразмерны-ми. Всмотритесь, г-жа Арефьева, в снимок бригадира-орденоносца комбината «Красный керамик» О. С. Сергеевой, помещенный в брошюре М. Бузинова на с. 29. Ворот свитера ударницы прошит ниткой, дабы безобразно не разваливался после стирки. На Волгинском кожевенном заводе задерживали выдачу заработ-ной платы.
Городской хлебокомбинат, на реконструкцию которого во второй пяти-летке было затрачено свыше полумиллиона рублей ( в ценах 1932 г.) продолжал выпекать хлебобулочные изделия, в которых покупатели находили посторонние предметы, вплоть до тараканов. В цехах царила грязь. Хлеб и булки плохо про-пекались и формовались «на глазок», а потому и не соответствовали весу. Толь-ко за три дня июля 1939 г. городская торговая сеть отправила на переработку 1300 кг. хлебобулочных изделий, а 11 июля — еще 352 кг. В условиях, когда государственная розничная сеть не могла обеспечить город продуктами пита-ния, подобные трудовые «достижения» приводили к появлению у хлебных мага-зинов длинных очередей, а в заводских столовых не стало хватать хлеба. Не ло-мились от товаров и продуктов питания и полки новых магазинов. Дабы скрыть сей позорный факт репортеры «Красной искры» фотографировали полки под та-ким острым углом, что трудно было определить по фотоснимку характер това-ра. Артель «Красный инвалид», входившая в систему Промкооперации и спе-циализировавшаяся на изготовлении сапоговаляльной, столярной и сапожной продукции, выпускала еще квас и лимонад, но из-за антисанитарных условий производства, готовый лимонад «отдавал то ли запахом лекарства, то ли керо-сина» .
Так может быть вообще ничего хорошего не было в той жизни, о которой сегодняшнее подрастающее поколение и понятия-то не имеет? Конечно же бы-ло! В исторически короткий срок была ликвидирована неграмотность и безра-ботица. Государство через систему здравоохранения и образования внимательно следило за здоровьем и развитием подрастающего поколения. Дети были пого-ловно охвачены ( в городе лучше, на селе похуже ) детскими яслями и садами, пионерскими лагерями и кружковой работой. Большое внимание уделялось раз-витию спорта. Молодежь осваивала новые профессии. Ее трудовой энтузиазм, во многом формировавшийся идеологической атмосферой тех лет, активно под-держивался и поощрялся государством. Взрослое поколение получило возмож-ность пополнять образование в вечерних школах, техникумах и институтах. Бы-ла образована рабоче-крестьянская советская интеллигенция, крупных успехов достигла наука и техника.
30-е годы время зарождения и развития стахановского движения и стрем-ления лучшей части рабочих и инженерно-технических работников к активному и соревновательному труду. Подъем производительности свидетельствовал не только о росте технической оснащенности труда и квалификации, но и росте социалистического сознания работников. К сожалению, творческий труд стаха-новцев существовал на широком фоне нерадивых, равнодушных и недобросове-стных работников. Несмотря на репрессии 1937-38 гг., когда едва ли не полови-на населения страны сидела в лагерях, «пробавляясь» бесплатным трудом, у ос-тавшейся половины социальная и правовая защищенность была гораздо выше нынешней. Мы не сидели в квартирах за решетками и стальными дверями, опа-саясь незваных «гостей» да и криминал в тоталитарном государстве не имел се-годняшней свободы. Все это было великим социальным завоеванием социализ-ма. Но с другой стороны недостаточная заработная плата основной массы насе-ления и молодых специалистов, необеспеченность жильем, низкий жизненный уровень малоквалифицированной части рабочих и разнообразные способы дав-ления администрации, расшатывали механизмы саморегуляции поведения и толкали людей к пьянству. Из 3391 рабочего «Красного керамика» по причине пьяных прогулов за период с 1-го января по 31 октября 1939 года было уволено 1388 человек! В мае 1940 г.— еще 396, из которых 251 человек — за пьянст-во.
Боровичи не только промышленный, но и сельскохозяйственный центр района. Каких же успехов добился район в годы коллективизации и индустриа-лизации страны? Может быть там жилось и работалось лучше? Сколоченные в 1929 г. волевым усилием партии и при активной помощи ОГПУ—НКВД 143 колхоза Боровичского округа объединили 1207 крестьянских дворов, что со-ставляло около 2% от общего количества всех крестьянских хозяйств в окру-ге. , но сделать жизнь колхозников зажиточной, так и не сумели. В колхозы вступала в основном батрацко-бедняцкая часть деревни , из которой выходили первые организаторы колхозов, но в той же части бедняков были и такие, кото-рые больше всего думали об увеличении для себя хлебного пайка и освобожде-ния от налога.
Труд в колхозах потерял свою привлекательность уже в начале 30-х годов. Подавляющее большинство рядовых колхозников—бывших самостоятельных хозяев—лишились не только единоличной хозяйственной деятельности, но и возможности решать задачи своего труда. Эту функцию взяли на себя колхоз-ные и районные руководители. Что толку было хорошо трудиться, если осенью государство подчистую забирало готовую продукцию. Даже к концу 30-х годов, когда колхозы были более-менее насыщены техникой, урожайность зерновых в колхозах Боровичского района была чуть выше показателей 1904—1915гг. Вы-дача зерна на трудодень неуклонно снижалась и в 1938 г. составляла в среднем 2,2 кг., в 1939 г.—1,8 кг., в 1940 г.—1,6 кг . Поэтому неудивительно, что уже с начала 1932 г. колхозники стали больше заботиться о своем личном подсобном хозяйстве, площадь которого составляла всего четверть гектара, а доходы с этих участков были впечатляющими. И уже к 1937 г. в целом по стране в общем объеме валовой продукции крестьянские подсобные хозяйства давали более по-ловины картофеля и овощей, более 70% молока и мяса. В годы индустриали-зации крестьянский рынок стал основным поставщиком мясо—молочных про-дуктов, овощей и картофеля для горожан. В Боровичах на колхозном рынке в 1937 г. только мяса было реализовано на 4032,7 тыс. руб., картофеля — на 6096,4 тыс. руб. ,овощей—на 1358,9 тыс. руб., молока—на 170097 тыс. руб., масла коровьего—на 29,7 тыс. руб., и т.д. Значительная часть этих продуктов была с приусадебных участков колхозников и единоличников, так как колхозы могли вывозить излишки своей продукции на городские рынки только при ус-ловии полного расчета с государством по госпоставкам. Крестьянский рынок процветал, оборотистые крестьяне богатели, а на колхозных землях стали появ-ляться хутора. В Боровичском районе на 1 января 1939 г. процветало 174 хутора колхозников, единоличников, рабочих и служащих. В Мошенском районе эта цифра составляла 962 хозяйства, а во всей Ленинградской области существова-ло 26.000 хуторов. Наиболее расторопные и предприимчивые крестьяне, с со-гласия председателей колхозов, стали разрабатывать пустоши, засевать их, раз-водить скот и получать дополнительные доходы. В деревенских избах стала появляться городская мебель. Возникла потребность в радиоприемниках, вело-сипедах и мотоциклах. Так продолжалось до 27 мая 1939 года, когда был опуб-ликован указ « О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазарива-ния». Незаконное использование колхозных земель, насторожило партию. В стремлении крестьян к зажиточной жизни она увидела опасность подрыва соци-ально-экономической основы колхозного строя. К осени 1939 года силами мест-ных и районных партийных организаций срочно провели обмер крестьянских подсобных участков и все излишки земли и скота передали колхозам. На вопрос автора этих строк, как вы жили до войны, обращенный к пожилой крестьянке одного из вымирающих сел Маловишерского района, которое до 1939 года вхо-дило в Боровичский округ, последняя, подняв большой палец, ответила: «Во, как жили! Все у нас было, пока энти не понаехали и все не отобрали. Вот с чем мы потом остались!» — и с этими словами женщина сложила в кукиш на-труженные пальцы.
Чем же еще занимались на селе, направленные туда городские и район-ные коммунисты, большинство которых слабо или вообще не разбиралось в сельском хозяйстве? Растущий уровень жизни крестьянства, и особенно серед-няцкого, побудил ретивых защитников колхозного строя включить в категорию кулачества не только состоятельных середняков, но и всех недовольных поли-тикой советской власти. Сократив приусадебные участки до 0,15 га, они урав-няли крестьян в нищете, выбили недоимки у отстающих хозяйств и приступили к ликвидации хуторов. Затем, окинув «орлиным взором» крайне недостаточную, по их мнению, «работу» непарнокопытных производителей, которые никак не могли поднять рождаемость и восстановить поголовье колхозных лошадей, хотя бы до уровня 1928 года, «выдвиженцы» решили лично возглавить «случную компанию». Однако тут же выяснилось, что решить эту проблему разовыми ударными темпами было просто немыслимо из-за катастрофической убыли же-ребцов и не только племенных. В ближайших четырех колхозах Мошенского района в 1939 г. на единственного жеребца—производителя приходилось 97 ко-былок 1936 года рождения . В этих же колхозах в 1936-1937 гг. не появилось на свет ни одного жеребчика. Не лучше обстояли дела и в Боровичском районе. Но, как мы уже видели, коммунисты взяли на себя ответственность за качество и сроки проведения «случной компании». Под их подстегиванием немногие уце-левшие жеребцы вынуждены были «трудиться» по-стахановски, то есть и за се-бя, и за того вороного, который отбросил копыта в жуткие месяцы организаци-онной вакханалии первой волны коллективизации 1929 г., но восстановить по-головье рабочих лошадей так и не удалось. Не помогло и искусственное осеме-нение, к которому и животные и крестьяне отнеслись крайне отрицательно. Да-лее последовала очень «важная» компания «по очистке копыт», и вся эта «дея-тельность» сопровождалась бумажным валом победных реляций. Попытка ру-ководства Боровичского горкома ВКП(б) «стереть грань между городом и де-ревней» путем строительства культурных объектов на селе за счет дополнитель-ного налогового обложения единоличников и состоятельных колхозников, с треском провалилась. И лишь на идеологическом фронте боровичские комму-нисты одержали решающую «победу». К началу Великой Отечественной войны все 15 церквей района были закрыты.
Ухудшение жизни на селе, выразившееся в плохом обеспечении колхоз-ников даже товарами и продуктами первой необходимости, привело к дальней-шему снижению трудовой дисциплины, пьянству на рабочих местах, оттоку на-селения в города и на «стройки социализма». В результате долгое время боль-шинство колхозов района не справлялись с полевыми работами. В период ве-сеннего сева 1940 г. председатель Боровичского исполкома Райсовета Н. Буха-рин обязал председателей колхозов «привлечь на пахоту и сев кроме полеводче-ских бригад счетоводов, бригадиров и кладовщиков». И только весной 1941 г. колхозы Боровичского, Опеченского, Пестовского и Мошенского районов суме-ли вовремя провести сев зерновых.
Непонятно, г-жа Арефьева, в чем же все-таки состоит ваша гражданская позиция, если вы освещаете социалистический период исключительно в превос-ходной степени? Да, социализм — это памятная веха в истории нашей страны, но ведь она, как и любая медаль, имеет лицевую и оборотную стороны, а они не равнозначны. Лицевую вы надраили до блеска, а вот оборотную поостереглись трогать, ибо тогда на белый свет вылезли бы такие факты, которые трудно было бы объяснить одними лишь издержками индустриализации и потребностями обороны страны. Тоже самое можно сказать и о «застойных 70-х», экономика которых продолжала плавно двигаться по накатанному пути 30-х годов в об-нимку с хроническим дефицитом и остаточным принципом финансирования для всего остального.
Выпустить книгу всегда приятно, но взявшие в руки перо не должны за-бывать, что их книги (будь то художественные, публицистические или краевед-ческие) должны воспитывать у молодежи не только чувство патриотизма и любви к своей Родине, но и формировать в их сознании полную и правдивую, а не усеченную историческую память.
Ермолов В.А.,
преподаватель истории и философии
Санкт-Петербургского Училища
олимпийского резерва № 2.
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
