Цитата:
КАК Я ЕЗДИЛ В ЧЕЧНЮ
Воспоминания Тимофея Вячеславовича Сухова
Часть 1
Эти рассказы о том, как самый обыкновенный, ни чем не отличающийся от других солдат, ездил в республику Чечня, наводить там, якобы, "конституционный порядок". Конфликт, горячая точка, кампания, как только не называли. И только по прошествии многих лет это назовут - войной...
Я попытался отразить быт солдат, "подготовку и снабжение" нашей армии. Неумение воевать, но в тоже время уметь приспосабливаться к простым элементарным вещам. Умение погибнуть, не дожив до первого боя. Считать каждый день до окончания командировки и бросить, поняв, что менять нас там никто не собирается.
Позор и предательства - эти два слова будут долго витать в самом воздухе первой Чеченской кампании.
Захватить Грозный за два часа? Ввести танки в центр города! Да любой здравомыслящий солдат вам скажет, - что это бред, но не генерал Грачёв. Бросить в пекло молоденьких ребят и отказаться от них, может только - предатель.
"Великая стена"
До НАТОвских сухпайков "Комбат 1", "Комбат 2", "Комбат 3" еще не дошло - они были позже. И как бы это непатриотично звучало, они были лучше наших армейских сухарей и тушенок.
Разнообразие супов, вторых блюд, концентратов, был в наличии джем, сливки, непромокаемые спички, в конце концов, сухое горючее - чтобы все это дело подогреть. Бывалые офицеры даже говорили, в них должны быть презервативы. Но в нашем случае, к нашему разочарованию, они отсутствовали...
Верхние полки в купе офицеров были сплошь забиты буханками черного хлеба, запасенного еще в Твери. Ящики и коробки с тушенкой и сгущенкой были даже в тамбуре (под пристальным вниманием офицеров).
Поезд в Дагестан двигался очень и очень медленно. Только на узловой станции "Червлённая", мы простояли почти неделю. Развернуть полевую кухню в таких условиях было, конечно, невозможно.
Наш рацион был очень прост. Утром чай с хлебом, в обед тушенка, с ярким названием на банке "Великая стена", вечером хлеб с чаем. Кстати, банку выдавали на два человека.
Я хорошо помню тот день, когда мы с Лёхой с наслаждением открывали эту тушенку.
Как всегда ловким движением штык-ножа вспороли крышку. Аромат душистых специй ударил в нос. Сначала нюхали, потом глотали слюнки. Решено было есть по очереди, визуально разделили банку невидимой чертой пополам.
Я первым вставил ложку в банку и к моему удивлению она во что-то уперлась. Наше удивление переросло в разочарование, когда ножом был поддет огромный, на всю банку мосёл.
И, как всегда, смех чужому горю из соседнего купе. Остатки бульона были вылизаны черствым хлебом, хрящ и банка с ненавистью выкинуты в окно.
С тех пор я очень настороженно отношусь к любым тушенкам, особенно к "Великой стене"...
Окопы
- Копать здесь, - капитан Дозморов указал пальцем туда, где нам впервые надо было выкопать окоп. И мы выкопали, как могли, в затылок друг другу. Ну, зелёные еще были, учились только воевать, учились...
Зато потом, какие мы их только не копали. С бруствером и удобными секторами обстрела, с натянутым сверху тентом, чтобы головку не напекло, со стороны посмотришь на это дело - куст кустом. С длинными удобными переходами-траншеями в полный рост. С удобными выемками в земле под магазины и котелок. Импровизированными площадками для сидения, чтобы покемарить - не без этого, конечно.
Закапывали бэторы - башни не видать. А ров под двухъярусные палатки рыли так, что без помощи товарища сверху - не вылезть. Сколько тогда я перелопатил этой земли? - тонны.
И спасибо тебе земля-матушка, что нас тогда уберегла...
Собака
Жара. От жары нет спасения, даже в тени. Броник одет прямо на голое тело. Июль месяц в Дагестане очень жаркий. Я снова дежурю на КПП. Осуществляем пропускной режим на сопку. Сонное обеденное время...
В метрах двухстах у дороги замечаю собаку, серую, как дорожная пыль. Она стоит ко мне своим правым боком, нюхает раскаленный воздух. Долго наблюдаю за ней. Она стоит неподвижно, порой мне кажется, что эта вовсе не собака, но нет, вот она снова поднимает голову, ловит воздух.
В голову приходит мысль, а ведь хорошая мишень? Попасть в собаку с такой дистанции для меня раз плюнуть. Прицеливаюсь, делаю выстрел, фонтанчик пыли взметается между ее ног. Она выходит из оцепенения, вертит головой, не почуяв опасности, продолжает стоять. Пробую второй выстрел и снова фонтанчик и мимо. Она не дожидается третьего выстрела, все-таки почувствовала неладное, убегает.
Сейчас анализируя то время, часто вспоминаю, а ведь хорошо, что промахнулся. Одной жертвой в этой войне меньше.
Тверской
Закончилось наше дневное дежурство. Мы цепочкой друг за другом двигаемся к вершине нашей сопки. Жара еще не спала, и я плетусь в конце. Уже показались окопы и поднятые вверх стволы самоходок, бригаду которых мы охраняем на этой высоте. Вчера случайно, к своей радости, обнаружил среди них своего зёму, кажется, из Краснотурьинска. До окопов остается с десяток метров, и я принимаю решение сократить свой путь и срезать по диагонали в сторону первой САУ. Через несколько метров ногой цепляю незаметную в траве натянутую тонкую проволоку. Вздрагиваю от резкого свиста сзади, оглядываюсь на звук и вижу взметнувшиеся вверх, друг за другом, сигнальные ракеты.
Ругаясь на ходу, меняю направление к нашей еле заметной тропе. В голове вертится мысль, кому пришло в голову устанавливать сигнальные мины так близко? Краем глаза вижу, что ко мне уже бегут с ближайших окопов. Ну, думаю, влип. Мои объяснения никто не слушает, хватают меня под локотки и ведут в направление своих палаток. Мне вежливо объясняют, что у них свой приказ, задерживать всех. Я не сопротивляюсь, смешно, конечно, мы их охраняем, а они... короче, будь что будет.
Останавливаемся возле офицерской палатки. Обо мне докладывают мои конвоиры и жестом приглашают войти. Я откидываю полы брезента и оказываюсь перед шикарно накрытым столом с офицерами.
Ищу глазами старшего по званию, чтобы отдать честь и начать свои объяснения, как меня останавливает бородатый дядька, сидящий в центре, одним только вопросом:
- Тверской?
Я быстро киваю, отвечая:
- Тверской.
Вижу нескрываемые улыбки других офицеров.
Бородатый небрежно машет в сторону выхода:
- Свободен.
Я с облегчением быстро покидаю палатку. На выходе меня уже никто не ждет. Странные эти самоходчики. Нельзя же так тупо выполнять все приказы.
Туман
Таких туманов я не видел никогда.
Конец сентября был дождливый. Туча, словно имеет интеллект, цепляется за нашу сопку и не уходит неделями.
Вокруг палаток неимоверная грязь. Вся поверхность истоптана солдатскими сапогами.
Иногда создается впечатление какой-то нереальности, словно мы на острове. Куда ни глянь - туман. Туман, словно молоко, вытягиваешь руку, и она пропадает, лицо обволакивает этой субстанцией.
После дежурства в палатке не раздеваемся, спим прямо в одежде. Если снимешь - утром не одеть - мокрая, хоть выжимай. Не помогает даже самодельная печка, сделанная из бочки.
В сильные туманы ставим посты и вокруг палатки. Офицеры пугают, говорят, что в такую погоду перерезать нас - раз плюнуть. Мы, простодушные, верим.
В редкие прояснения в оптику наблюдаю за аулом, который расположен между двух сопок. Удивляюсь, как люди умеют выбирать место для жилья? Там всегда светит солнце.
Первый обстрел
Их было всего пять. Один снаряд лег в ста метрах от нашей палатки, к которой я как раз шел. От мощной взрывной волны сжалась грудная клетка, я упал на землю, комья грязи и осколки сыпались на голову. Дозморов, наш командир взвода, орал нам:
- В палатку, пацаны, в палатку быстро!
Я кубарем свалился по земляным ступенькам вовнутрь, добрался до самодельной пирамиды с оружием, стал зачем-то искать автомат. От второго взрыва посекло купол палатки, сквозь рваные дыры стало виднеться синева неба. В голове пронеслась мысль, хорошо, что мы вкопались так глубоко. Неожиданно приходит другая страшная мысль, а если прямое попадание?! Нас тут двадцать человек, всех накроет - братская могила.
Следующие три ухнули левее от нас, там, где стояла первая рота и санчасть.
Все закончилось неожиданно, шестого выстрела не последовало. Мы молча выползли из нашего убежища, воронки из-под снарядов еще дымились. Неподалеку я нашел осколок, теплый еще, с острыми краями и с какой-то маркировкой. Крутил в руках, хотел оставить, товарищи отсоветовали - плохая примета.
Этот первый наш обстрел прошел без потерь, погиб лишь "УАЗик" (буханка), с красным крестом на борту, прямым попаданием его разнесло в клочья. В санчасти по этому инциденту сильно не расстроились, стоял все равно без надобности.
В дальнейшем стрелявший по нам танк вычислили и подбили, как и белую "волгу" (корректировщика), она как раз за пять минут до обстрела всегда появлялась на соседней сопке.
Подарки
Я помню их два - от Ельцина и от Грачёва. От первого радио, от второго - два года.
В честь какого праздника подарили нам этот радиоприемник, я уже не помню, но было это в Дагестане в 1995 году. Их выдали всем, белые такие, маленькие, влезали в карман, и даже с батарейками. Таскали мы их повсюду, довольные крутили настройку, пытались что-то поймать, но кроме шума и треска он почти ничего не выдавал. Этот треск и слабо пробивавшуюся мелодию было слышно и в палатках и на позициях. Все было хорошо, пока не сели батарейки.
В ту ночь мы как раз заступили в ночное дежурство. До двух ночи с Лёхой было переговорено буквально все и даже то, что и в прошлые дежурства. В окопе темно, душно, догорает сигарета с оправдываемым названием "Дымок", которая служит нам спичками, так как с этим тоже напряженка. Я предлагаю Лёхе кемарить по очереди. Час он, час я. Он соглашается. С двух до трех мое дежурство проходит нормально, встречаю и провожаю проверяющего офицера. В три меняемся. Я прислоняюсь к стенке окопа и быстро засыпаю, благо с этим у нас все в порядке.
Проснулся я от удара прикладом в спину, поворачиваю голову с сонными глазами на свет фонарика, он ярким лучом направлен мне прямо в лицо. Оглядываюсь в сторону Лехи, он, обхватив автомат, спит детским сном.
- Спите, суки,- слышу голос офицера.
Он с силой ударяет берцем по моему радиоприемнику, осколки деталей летят в окоп.
- Это залёт, бойцы!
Еще сказав что-то неприличное в адрес наших мам, он уходит.
Наутро нас ждет отработка залёта. Сначала получаем от "дедов" удар кулаком в лоб, через подушку - "пробить лося" называется, затем до вечера копаем глубокую, никому не нужную, очередную яму, а в шесть вечера снова на позиции.
Второй подарок нам выдали в Чечне в 1996 году, он оказался страшнее первого - это добавление к нашему сроку службы в полтора года еще полгода. За эту сильную обиду на бортах наших бэторов и "УРАЛов" красовались надписи - "Спасибо Паше за два года".
Спасибо вам, ребята, за такие нужные тогда нам подарки...
Мины
Ехали на соседнюю сопку, на "Шишиге" (ГАЗ 66). Было нас человек десять. Душный дагестанский вечер. В машине хорошо - обдувает. Соседняя сопка тоже наша, там стоит первая рота нашего полка, переехали месяц назад. С какой целью едем? В общем, нам было все равно, никто и не спрашивал. Согласились сами, хоть какое-то развлечение.
На очередном спуске мотор у нашей "Шишиги" глохнет, и мы какое-то расстояние катимся в тишине. Похоже, приехали.
"Серый" - наш водила копается в моторе. Мы спрыгиваем, закуриваем.
- Карбюратор не сосает? - издеваемся над Серым. Он ругается, машет на нас рукой. Курим сигарету за сигаретой. Кто-то уже интересуется, не взяли ли воду?
Как и всегда на юге темнеет быстро. Радиостанции у нас нет, и что делать в таких случаях - хрен его знает...
Прикидываем, сколько осталось и сколько отъехали. Недолго посовещавшись, принимаем решение, идти на свою сопку. Со злостью вспоминаем пропущенный зря ужин, с ненавистью пинаем колесо несчастной "Шишиги", и идем домой...
Идем молча друг за другом, уже взошла луна. Кто-то начинает спрашивать, в какое время выехали? Пароль-то уже новый на сутки или старый? Выехали после шести, значит, новый.
Прошли подъем и поворот, вроде знакомый, когда ехали, старался все примечать. Вырисовываются знакомые очертания нашей лысой сопки. Решаем идти не через КПП, а чуть срезать, сразу к своим палаткам.
- Стой. Три.
Отвечаем: "Пять". Пароль правильный, радуемся как дети. Бурно и весело нашим в окопе рассказываем о поломке... Нас прерывают словами:
- Вы же, мудаки, сейчас шли по минам! Там вся "зелёнка" ими усеяна.
К палаткам идём молча, ни про воду, ни про ужин уже никто не вспоминает. Только теперь до нас доходит, что же мы наделали?
Бессмысленные потери
В эту ночь я был старшим по радиосвязи на сопке. Моей задачей было каждые полчаса опрашивать по рации посты, выслушивать краткие доклады. Бывало иногда, вместо ответа, звучит неприятный гул и треск.
- Смени аккумулятор. Слышится чей-то мудрый совет.
Всё было спокойно, пока резко не ожила радиостанция, и я не услышал переговоры соседней сопки с одним из бэторов. Из этих радиопереговоров было ясно, что везут раненых.
Нам было приказано незамедлительно пропустить две брони через нашу высоту в штаб, который находился в десяти километрах от нас. Невероятно, только сегодня часть нашей роты перебралась на новое место и уже есть раненые?
Вдалеке показались мигающие огни. Шли наши машины с включенными левыми поворотниками - так мы отличали кто свой, кто чужой. Не замедляя ходу, они прошли мимо нашего КПП. И только на следующий день мы узнали причину этой глупой трагедии.
Дежуривший на новой сопке капитан (забыл фамилию этого гада) был сильно пьян, и разводить бойцов по новым позициям решил не пешком, как это обычно принято, а верхом на броне. И это в темное время суток, без включенных огней, с неработающим, как всегда, прибором ночного видения, по незнакомой местности!
Поздно заметили край оврага на склоне сопки. Машина повисла левыми передними колесами и упала на башню с шести метровой высоты, калеча всех, кто сидел наверху и внутри, и только одного Серёгу Горвата не спасли, придавило этой массой.
Этот несчастный бэтор потом долго лежал там, напоминая место трагедии, грустно показывая нам свое гладкое брюхо. Через месяц его еле вытянули другим бэтором.
Вот такие бессмысленные потери, кстати, не единственные на этой высоте. Через пару недель, когда мы уже туда основательно переехали, командир первой роты (она стояла на южном склоне) стал издевался над своими солдатами. Одного достал так, что тот не выдержал и всадил в него весь магазин. Хоронили в Твери, наверное, как героя! После этой истории и наши офицеры поостыли, все-таки у солдата оружие за спиной. Но квасить не перестали. И то, что говорят, война всех объединяет - не верьте - это кино.
А в нашей трагической истории хотели обвинить водителя. Ну, кого еще?! Долго его возили в штаб и обратно, но все замяли, как всегда, и не такие там творились дела.
Этот капитан потом приходил нас провожать, когда мы поехали уже во второй раз, в 1996 году, в Грозный. В купе вагона он, почему-то, именно мне изливал свою душу, наверное, чувствовал за собой вину, скотина. Я кивал, слушая его, а перед глазами стояла картина, как мы с Горватом сидим у палатки и трескаем подгоревшую кашу из одного котелка, он с любовью рассказывает мне о своей Москве. Вспоминаю вылазку за фруктами с ним. Упорно молчу, слушая вполуха его исповедь, стараясь не смотреть ему в глаза, мне все равно, что он там говорит и думает. Кстати, к этому времени он стал уже майором.
Прошло много лет и вдруг, в интернете, случайно увидел запись с юбилея моей части, где промелькнул памятник локальным воинам. На нем я заметил фамилию Серёги Горвата. Не забыли. Хороший был парень.