. Евреи рассудили так: если бы полицаи не пошли в услужение немцам, то немцы бы убили их вместе с остальными евреями, а убивая своих соплеменников, которых всё равно убили бы немцы, они спасли от уничтожения хотя бы часть евреев – самих себя...

Американец Дейв Барр, ветеран четырех армий, участник нескольких войн и ныне любитель экстремальных видов спорта.

В 17 лет он попал в Корпус морской пехоты США и затем какое-то время воевал во Вьетнаме. После ухода из КМВ в 1972 году подался в Израиль, где служил в десанте, а затем в Родезию, в легкую пехоту. В 1981 году, находясь на службе в Вооруженных силах ЮАР, подорвался на мине в Анголе, потеряв обе ноги. Потеря конечностей поставила точку в военной карьере Барра, но это не помешало ему добиться успехов в мотоциклетном спорте. Так, в 1994 году он на Харлее проехал 83 тысячи миль, пересекая весь земной шар.

Среди американских солдат по какой-то причине распространилась убеждённость, что вьетнамцы как огня боятся изображения туза пик, как символа смерти. Неизвестно, насколько это соответствовало действительности, однако в войсках США появилась традиция вкладывать в рот мёртвых врагов эту карту, и даже разбрасывать их на территории боевых действий в целях деморализации врага. Командование пошло навстречу своим солдатам, вероятно, не столько уверовав вслед за ними в фобию вьетнамцев, сколько для поднятия боевого духа армии, и стало закупать целыми ящиками колоды карт, состоящие из одного пикового туза. Поставку осуществляла фирма Bicycle, на ящики с картами наносилась маркировка «Bicycle Secret Weapon». Скоро наладили выпуск карт, специально разработанных для нужд Армии: с черепами и костями. Американские солдаты носили их на шлемах и после боя «помечали» очищенную территорию и трупы врагов. Не исключено, что со временем подобные «представления» действительно стали внушать ужас вьетнамским солдатам.

Моральные и расовые аспекты войны на Тихом океане.
Австралийский взгляд

Австралийцы, которым довелось воевать против японцев во ВМВ, выросли в то время, когда понятие «расового превосходства» было значительно более приемлемым, чем в нынешние политкорректные времена. Неприязненное отношение к азиатам в целом было типично для Австралии XIX - начала XX века, и даже во время Русско-Японской войны, несмотря на открытую поддержку, оказанную Великобританией Японии, на пятом континенте имели место вполне естественные и дальновидные антияпонские настроения, а в печати мелькали пророссийские высказывания.

Во время Первой Мировой войны Австралия тесно сотрудничала с японцами в рамках союзнических отношений, но, когда Япония в 1919 году попыталась добиться включения пункта о недопустимости расовой дискриминации в устав Лиги Наций, это предложение было решительно и успешно отвергнуто Уильямом Хьюзом – тогдашним премьер-министром Австралии. В 1941 году премьер-министр Джон Кертин обосновал вступление Австралии в войну против Японии приверженностью нации принципам «Белой Австралии» - официальной политики, препятствующей въезду в страну цветных иммигрантов.

Расизм оставался существенным элементом австралийского мировоззрения и между двумя мировыми войнами. Элемент расизма присутствовал в австралийском Законе об Обороне, который определял принципы комплектования австралийских вооруженных сил, в которые не могли вступать люди стопроцентного аборигенского происхождения. Некоторые аборигены, тем не менее, записывались в армию. В частности, один из них, героически проявивший себя в боях на Тропе Кокода, Новая Гвинея (Kokoda Track), был охарактеризован военным корреспондентом, как «белый человек до мозга костей». С большой неохотой брали в австралийскую армию людей азиатского происхождения – об этом рассказывали по ТВ немногочисленные ветераны. Однако, на военном кладбище неподалеку от Дарвина я видел могилы умерших от ран солдат с китайскими именами на надгробиях.

Как и аборигенов, австралийцы иногда называли японцев «черными». Тем не менее, определение «желтый» было более привычным, чаще всего будучи частью презрительных кличек типа «мелкие желтые вонючки», «грязные желтые ублюдки», «мелкие желтые свиньи» и т.д. Физическая нечистоплотность попадавших в плен японских солдат часто являлась основанием для еще одного оскорбительного термина - «грязные японцы».

Для австралийцев невысокие, грязноватые, желтые люди были «расово неполноценными». Командующий 7-й пехотной бригадой после победы над японцами в районе залива Милн (Новая Гвинея) доложил, что разгром врага стал «наиболее эффективным путем демонстрации превосходства белой расы».

Под этим подразумевалось, что концепция превосходства белой расы подверглась испытаниям на более раннем этапе войны. Она нуждалась в подтверждении после поражений, нанесенных японцами австралийцам в Малайе, Сингапуре, на Яве, Тиморе, Амбоне и в Новой Британии.

Падение Сингапура и другие победы японцев в начале 1942 года придали расовой ненависти по отношению к японцам уровень истерии. Одновременно с этим быстро сформировался образ непобедимого японского «солдата-супермена». Первые победы над японцами пошатнули этот образ, к этому добавились впечатления от имевших довольно жалкий вид японских солдат. Австралийский солдат в письме домой в феврале 1944 года писал, что «японцы, еще остающиеся на Новой Гвинее и Новой Британии никогда не вернутся домой. Они будут сметены. Те, которых я видел, не представляют из себя ничего существенного. Они живут в грязи, и те, которые не будут убиты, умрут от болезней».

Другой солдат вспоминал, что «они [японцы] – словно умные животные с некоторыми человеческими чертами, но никоим образом не достигающими полного [человеческого] уровня, и мы именно так их и расценивали – как животных». Высший офицерский состав поощрял подобное отношение к противнику. Генерал Блэйми в 1942 году говорил австралийским солдатам в Порт-Морсби, что японцы – «недочеловеческое зверье», а в начале 1943 года назвал японцев «занятной расой – помесью людей и обезьян».

Солдаты 9-й дивизии, переведенной из Африки на Новую Гвинею и готовившейся к боям против японцев в 1943 году, могли услышать на лекциях от обстрелянных в боях против японцев офицеров, что «японец – просто образованное животное». Очевидно, это был существенный элемент «политработы», так как война в Северной Африке отличалась джентельменским отношением воюющих сторон друг к другу, и ее по сей день в Австралии часто называют «войной без ненависти». Солдат, прошедших бои в африканской пустыне, требовалось подготовить к новым реалиям.

Эта концепция помогала объяснить успехи японцев в начале войны их быстрой приспособляемостью к примитивным природным условиям. Она же оправдывала жестокость по отношению к японцам. Ветеран северо-африканской кампании рядовой Джон Батлер так написал о своем первом столкновении с противником:«Этим утром я наткнулся на голову хорошего японца – это был мертвец – такой же, как и проклятый бабуин; убивать этих отвратительно выглядящих животных – даже не убийство». Двумя месяцам позже он писал о раненых австралийцах, что их вывели из строя «недочеловеки, полуобразованные бабуины». В ходу было выражение «хороший японец – это мертвый японец».

Физическое отвращение к японцам было присуще не только рядовым. Офицер-медик в конце 1942 года так описал свое первое столкновение с японцами: «Я не хочу, чтобы это приняли за преувеличение, пропаганду или призыв к общественному мнению, но должен честно сказать, что никогда не видел чего-то более отвратительного, чем эти подобострастные, жалкие, изможденные люди. «Они выглядят как животные,» - сказал священник. Другие уподобляли их отвратительным насекомым или паразитам». Еще один солдат так описал пленных японцев в письме домой из района Тропы Кокода: «Между двумя крепкими, вымазанными в грязи охранниками стоял засаленный, раболепный японский пленный, казавшийся всем ссохшейся обезьяной-недомерком».

В наше время эти характеристики и сравнения отчетливо напоминают нацистскую расовую пропаганду, хотя среди австралийских солдат отношение к нацизму было крайне негативным. Так или иначе, подобное расистское презрение к японцам было характерно в те времена и для американцев...

В самой Австралии, однако, правительственная кампания марта-апреля 1942 года, пропагандирующая ненависть к японцам, была встречена относительно прохладно. Авторитетная газета «Сидней Морнинг Хералд» оспаривала ее в одной из статей следующим образом: «Австралийцы не нуждаются в стимулах к борьбе против японских агрессоров, и, определенно, им не нужен поток дешевых оскорблений и тщетных усилий в подражании доктору Геббельсу». Эта кампания была отрицательно встречена 54 процентами австралийцев, как показал опрос общественного мнения. Тем не менее, расистская фразеология, в той или иной степени, еще долго присутствовала в языке средств массовой информации.

Причины ненависти

Ненависть к японцам, разумеется, базировалась не только, и, вероятно, не столько на расовых предрассудках. Враждебное отношение к японскому милитаризму набирало обороты еще до войны, когда общественному мнению стали известны факты превосходящего, по тем временам, все мыслимые пределы поведения японских солдат в оккупированной части Китая. Были случаи, когда австралийские докеры отказывались отгружать железную руду, предназначенную к отправке в Японию. Реальный опыт первых месяцев войны на Тихом Океане подтвердил сложившееся мнение о японцах. Известия об их зверском отношении к пленным быстро достигли Австралии, и в ужасы, о которых рассказывали немногочисленные уцелевшие свидетели, многие просто не хотели верить.

Расстрелы пленных, убийства захваченных раненых, отработка на них приемов штыкового боя и рубки мечом, тем не менее, были реальностью. О том, что из 20000 попавших в плен австралийцах бесследно изчезнет не менее трети страна узнает только в 1945 году. Австралийцам еще предстояло узнать о бесчеловечном отношении к военнопленным и обращенным буквально в рабов мирным жителям оккупированых стран, работавшим на строительстве железной дороги Таиланд-Бирма, где погибло не менее 100-120 тысяч человек. Но и на Новой Гвинее японцы почти столь же безжалостно относились к местному населению: жестокость и садизм по отношению к коренным жителям острова были повсеместными, убийства и изнасилования происходили на каждом шагу.

На Новой Гвинее в почти партизанских условиях ведения боевых действий при быстро перемещавшейся во всех направлениях линии «фронта» австралийцы вскоре убедились, что поведение японцев по отношению к пленным действительно бесчеловечно: они повсеместно натыкались на трупы расстрелянных, а чаще убитых штыком в грудь пленных. Бывало, австралийцы находили изрубленные на куски мечами и даже сожженые трупы своих соотечественников. Примечательно, что один из редких пленных японцев так прокомментировал зверское отношение к пленным: «С австралийцами жестоко обращались по приказу офицеров и пытали их для того, чтобы японские солдаты не сдавались из страха испытать на себе те же жестокости, которые совершались по отношению к австралийцам»...

Тяготы войны на Новой Гвинее, плохое снабжение японских войск продовольствием, привели к голоду среди японских солдат. В нескольких случаях в период боев на Тропе Кокода австралийцы находили трупы своих солдат, у которых были отрезаны куски плоти. Кстати сказать, каннибализм имел место среди японских солдат и в Китае – я сам слышал в телеинтервью признания уже совсем старого японского ветерана: очевидно, многие из них не видели в этом ничего предосудительного.

По-видимому, нет ничего удивительного в том, что австралийцы часто расправлялись с пленными. Ветераны боев на Новой Гвинее признают это сейчас в телевизионных интервью. Поведение японцев было, с точки зрения австралийцев, вероломным и лишенным всякого рыцарства. Японцы без промедления стреляли в санитаров, выносивших с поля боя раненых (в Северной Африке об этом речь даже не шла), а их летчики беспощадно бомбили и обстреливали полевые госпиталя. Известно, что японцы, по выражению одного австралийского офицера, «использовали множество различных трюков, чтобы заманить наших парней в ловушку».

Так, японцы часто изображали сдачу в плен, с тем чтобы неожиданно выстрелить в приблизившегося противника, притворялись мертвыми и стреляли в спину, взрывали гранаты и тому подобное. В ряде случаев японцы переодевались в австралийскую военную форму или одевали трофейные каски, чтобы заманить противника в ловушку. Австралийцев, проходивших курс боевой подготовки, обучали убивать японцев, сдающихся в плен с руками за спиной, а солдатам приказывали не покидать поле боя без полной уверенности в том, что все оставшиеся на нем японцы мертвы. Разумеется, большого количества пленых при такой боевой подготовке ожидать не приходилось: часто их убивали просто потому, что не хотели рисковать своими жизнями, а нередко просто оттого, что пленных было некуда девать и некому охранять...

Ненависть и презрение к японцам со стороны австралийцев часто усугублялись простым непониманием мировоззрения противника. Австралийцам претил фанатизм врага, его безразличное отношение к собственной жизни и готовность умереть в любую минуту. Белому человеку, которого учили сражаться за свою жизнь, воевать, чтобы выжить, это было непонятно. Самоубийственные штыковые атаки, когда шансов победить или выжить уже не было, харакири, массовые самоубийства в безнадежных ситуациях – все это, с точки зрения австралийцев не заслуживало уважения – их письма, дневники и воспоминания полны таких характеристик, как «сумасшедшие... фанатики... тупые ублюдки... не могу понять, то ли японцы фанатически храбры, то ли тупы до идиотизма». Австралийцы просто не могли понять, что код чести японского солдата включал такое понятие как «долг весомее, чем гора, а смерть легче, чем перо».

Тем не менее, австралийцы часто с уважением отзывались о противнике, особенно выделяя физически наиболее крепких и инициативных морских пехотинцев. Здесь любопытен такой момент: австралийцы бывали необычайно удивлены, увидев японцев ростом за 180 сантиметров, так как пропаганда обычно внушала им, что японцы – на 100% очень низкорослый народ.

Исключительное упорство японцев в обороне, способность держаться до последнего и безрассудная храбрость в атаке, умение маскироваться и строить укрепления заслужили высокой оценки австралийцев. Вместе с тем, некоторые элементы тактики и просто поведения японцев на поле боя только усиливали презрительное отношение к ним. Один австралийский солдат вспоминал, что как-то уже после того, как его рота захватила высоту, они еще долго отстреливали японцев, пытавшихся вскарабкаться на нее, хотя то, что гребень был в руках противника, уже не могло вызывать сомнений: «Или у них не было мозгов, или они просто... пытались выполнить приказ, невзирая на обстоятельства. Эта неспособность поменять планы и приспособиться к изменившейся ситуации была кардинальной слабостью японцев».

Другой солдат вспоминал, что они установили пулемет для обстрела тропы, которую японцы использовали для снабжения своих войск, и японцы день за днем пытались продвинуться по этой тропе. Австралийцы либо хохотали до упаду, либо теряли дар речи от изумления, когда видели, что японцы идут и идут вперед под огнем, не обращая внимания на горы трупов!

Многие австралийцы после 1942 года расматривали самоубийственную беззаветность японцев не как храбрость, а как признак снижения боевого духа. Огромные потери, с которыми воевали японцы, рассматривались австралийцами как признак остутствия воинского мастерства. Забавляло австралийцев использование японцами в джунглях сигнального горна перед атакой и их пристрастие к воинственным крикам, которые часто выдавали их и облегчали обороняющимся ведение огня. Более того, в рукопашных и штыковых боях, по воспоминаниям австралийских пехотинцев, превосходство физически более крепких «европейцев» над «азиатами» было очевидным, и это при том, что японцы уделяли большое внимание искусству штыкового боя и считали себя в этом большими мастерами!

Автор - Владимир Крупник

РУССКИЕ, КОТОРЫЕ ВОЕВАЛИ ЗА ФРАНКО

О том, что в гражданской войне в Испании на стороне генерала Франко участвовали русские добровольцы, говорят мало. Тем не менее, русские офицеры-белогвардейцы в Испании самоотверженно сражались, проявляя при этом немалый героизм.

ЗА СТРАНУ БЕЗ КОММУНИСТОВ

Русских добровольце на стороне Франко было немного - всего 72 русских офицера. Война в Испании стала для них продолжением гражданской войны в России, и многие считали, что дорога на Москву пройдет через Мадрид.

Даже лозунг Франко «За неделимую страну без коммунистов!»
напоминал о прошлом. Начало войны вызвало в белоэмиграции подъем.

В Брюсселе вдова Врангеля Мария Дмитриевна создала Комитет для оказания помощи семьям военных, в Париже при РОВС был организован «Комитет помощи мобилизованным».

Редакция журнала «Часовой» закупала одежду и продукты, помогала семьям добровольцев. О боях рассказывала специальная рубрика «Письма из Испании».

ВСЕ НА БОРЬБУ С РЕСПУБЛИКОЙ

Белогвардейцы попадали в Испанию нелегально, пересекая границу с помощью контрабандистов. Первая группа офицеров была в стране уже в октябре 1936 года. Большинство добровольцев направлялись в город Моли-на-де-Арагон в Гвадалахаре. Там формировался батальон карлистов «Донна Мария де Молина».

Поток добровольцев стал иссякать после того, как французские жандармы задержали группу белогвардейцев в конце марта 1937 года. Офицеры были арестованы, а случай – предан огласке. Не обошлось без курьезов. В Бургосе испанцы отказались принимать на службу генерал-майора Анатолия Фока, которому было уже 57 лет. Фок был готов служить рядовым, но ему отказали и в этом.

Тогда он на глазах изумленных испанцев разоружил часового и сделал несколько сложных упражнений. И был принят на службу. Жизнь Анатолия Фока закончилась трагически: в августе 1937 года под Сарагосой его батальон был окружен республиканцами и уничтожен.
Оставшиеся бойцы 12 дней держали оборону в часовне, а потом их расстреляли прямой наводкой из орудий.

В этом бою погиб и капитан Я.Т.Полухин: его, раненого, во время обстрела завалило в церкви, где располагался медпункт. Оба офицера были посмертно награждены высшей боевой наградой – коллективной Лауреатой Святого Фердинанда.

ДОБРОВОЛЬЦЫ ВОЕВАЛИ НА ЗЕМЛЕ...

В апреле 1937 года Франко приказал сформировать русскую добровольческую часть «Гверилья Сан Хорхе» («Ополчение Святого Георгия») со своим уставом и командованием. Но русских оказалось мало, и был создан небольшой отряд в составе батальона. Следующие два года офицеры воевали на реке Тахо, где батальон занимал отдельные высоты.

Связь поддерживалась с помощью гелиографа и патрулями. В сентябре 1938 года русские заняли высоту Эль-Контандеро и оборудовали там опорный пункт. В феврале 1939 года батальон был передислоцирован в городок Эль-Торо, где добровольцы сражались до окончания войны. В марте 1939 года из 72 офицеров было убито 34.

Испанцы были вынуждены признать отвагу русских офицеров. Легионер Н.П.Зотов был ранен пять раз, лейтенант К.А.Константинов - три раза, офицер С.К.Гурский - три раза, один раз тяжело, сержанта В.А.Двойченко ранило два раза.

...И ВОЕВАЛИ В ВОЗДУХЕ

Одним из добровольцев стал летчик Всеволод Марченко, который во время Гражданской войны служил у Колчака и руководил гидроавиацией адмирала. В 1936 году пилоту, прошедшему Первую мировую, было 46 лет.

Марченко служил в испанской авиации с 1923 года. В 1936 республиканцы отстранили летчика от полетов и арестовали, но он сумел бежать. Марченко был знаменит ночными полетами. Это он, несмотря на ПВО противника, снабжал с воздуха осажденный монастырь Вирхен де ла Кабеса в провинции Хаен, в котором укрывались жандармы с семьями. Летчик доставлял в монастырь боеприпасы, продукты и почту.

Благодаря Марченко, в марте 1937 года капитан Гайя Гонсалес организовал первую ночную эскадрилью бомбардировщиков «U-52».

Русский летчик погиб на Сарагосском фронте в ночь с 14 на 15 сентября 1937 года. Когда пилот зашел на бомбометание над вражеским аэродромом, луна вышла из-за туч, высветив силуэт «Юнкерса-52/3m».

Это сыграло на руку истребителю «И-15», за штурвалом которого, предположительно, сидел советский капитан Иван Еременко. Марченко спрыгнул с парашютом, но был схвачен республиканцами и застрелен.

По просьбе советских летчиков его похоронили на кладбище Альканьиса, но республиканцы выкинули тело из гроба и закопали за оградой. Лишь после того, как город заняли франкисты, сын Марченко Игорь отыскал могилу отчима и увез прах в Севилью.

Еще один летчик Николай Рагозин прошел всю войну, продолжал служить в авиации после нее и дослужился до подполковника. В Испании служили и три православных священника. Одним из них был князь Иоанн Шаховской, позже ставший архиепископом Сан-Франциско.

ПЛАТА ЗА КРОВЬ

После победы генерал Франко щедро расплатился с добровольцами: немолодым офицерам была назначена пенсия, предоставлено гражданство.

Во время Второй мировой каудильо послал на Восточный фронт дивизию, в составе которой находились и белогвардейцы.

Одни сложили головы на Волховском и Ленинградском фронтах, другие попали в армию генерала Власова и были уничтожены. Часть офицеров продолжили службу в иностранном легионе Испании.

Последние из защищавших Франко скончались в восьмидесятые годы XX века и покоятся по всей стране - от знойной африканской Сеуты до северного Сан-Себастьяна.

Жизнь Анатолия Фока закончилась трагически: в августе 1937 года под Сарагосой его батальон был окружен республиканцами и уничтожен.
Оставшиеся бойцы 12 дней держали оборону в часовне, а потом их расстреляли прямой наводкой из орудий.
В этом бою погиб и капитан Я.Т.Полухин: его, раненого, во время обстрела завалило в церкви, где располагался медпункт. Оба офицера были посмертно награждены высшей боевой наградой – коллективной Лауреатой Святого Фердинанда.

справедливости ради , это высшая КОЛЛЕКТИВНАЯ награда Испании, которой награждаются не люди, а воинские подразделения, и награждены ей были не только два этих офицера , но и ВСЕ легионеры батальона ...
25/08/1937: colectiva al primero y segundo tercio de Montserrat, legionarios. Mérito: «Como resultado del expediente de juicio contradictorio instruido al efecto y de conformidad con los propuesto por la asamblea de la Real y Militar Orden de San Fernando y por el Ministro del Ejército, Su Excelencia el Jefe del Estado Generalísimo de los Ejércitos Nacionales se ha dignado conceder la Cruz Laureada de San Fernando, colectiva, como comprendidas en el artículo 76 del Reglamento de la Orden, a las Primera y Segunda Compañías del Tercio de Requetés de Nuestra señora de Montserrat, y a las 18 y 21 falanges de la Segunda Bandera de Falange de Aragón, por su heroico comportamiento en la defensa de Codo, durante los días 24 y 25 de agosto de 1937».

где ты увидел что только эти два офицера были награждены?в статье указано что награда коллективная.

ожидаемый ответ от неслужившего
награждение воинского подразделения и военнослужащего - разные вещи.
я для тебя привел указ - где там фамилии твоих кумиров ?
вот 28 героев-панфиловцев награжденны коллективно, но поименно ...

и вообще, если я служил в 183-м гвардейском зенитном ракетном Молодечненском ордена Александра Невского полку, означает ли это что я награжден орденом Александра Невского ?

PS нисколько не умаляю героизм людей, независимо за какую идею они пали смертью храбрых ...

Я СПАС СОЛДАТ, НО ПОЛУЧИЛ ВЫГОВОР

Из воспоминаний Кузьменко Владимира Алексеевича, майора Советской Армии, начальника 1996-го отдельного радиотехнического батальона ПВО 40-й Армии:

12 августа 1982-го, провинция Панджшер, в тот день я заступил дежурным по части. Примерно в 19.00 от разведки пришло сообщение, что в одном из кишлаков замечена банда душманов. По решению командира полка в кишлак была отправлена группа десантинков во главе с капитаном Твердохлебовым и двумя БТРами в помощь. Операция началась примерно в 23.00. Тогда мы поддерживали связь по ЗКС (защищенный канал связи) и она была такой говнючей, что приходилось говорить очень медленно, дабы можно было услышать говорящего.

Через 15 минут после начала операции ко мне поступил вызов от капитана Твердохлебова: "Товарищ майор мы попали в засаду, рота несёт потери, поддержки нет, БТР не могут проехать по тропе. Прошу разрешения прекратить операцию". На что я ему отвечаю: "Капитан, не я тебя туда посылал, это приказ командира полка, сейчас буду выходить с ним на связь, держитесь". Соединяюсь с командиром полка, а эта сука пьяная в стельку! С трудом разговаривает! Я докладываю ему ситуацию и сообщаю, что рота просит разрешения на отступление. В этот момент слышу крики в трубку: "Еб вашу мать! Ни о каком отступлении и речи идти не может, вы так никогда не научитесь воевать! Приказываю отбивать атаку и переходить в наступление!" и бросил трубку. Не долго думая, я набрал заместителя ком. полка, рассказал, что полковник не в адеквате и попросил разрешения прекратить операцию. "Хорошо, роте отступать, всю отвественность беру на себя".

После этого я сразу же соединяюсь с капитаном Твердохлебовым:
"Капитан, даю разрешение на отступление, что по потерям?" "Семь трёхсотых, двое в тяжелом состоянии". Я скомандовал эвакуировать их к БТРам и доставить сразу же в главный госпиталь. Ребят спасли, остальные вернулись в часть. Утром меня на разговор вызвал командир части: "Кузьменко, ты что себе позволяешь? Ты какого хера раненых в главный госпиталь приказал доставлять?" "Ну среди них были тяжелые, могли не выжить". "Ты что не понимаешь, что из-за тебя я могу должности лишиться?! Вдруг им могли помощь у нас в санчасти оказать?! Ты представляешь что будет, если Громов узнает, что у нас 7 человек потерь?! Строгий выговор за не соблюдения инструкций".

А инструкция гласила, что раненых сначала нужно доставлять в свою санчасть (ибо тогда потеря не доходила до высшего командования) и если уже там нет возможности, вызывать вертушку, чтобы она доставляла их в главный госпиталь. Вертушке лететь только 40 минут в нашу сторону и 40 минут в обратную. Пацаны бы просто кровью истекли за это время. Даже спустя столько лет считаю, что поступил правильно, плевал я на эти идиотские приказы.

УПОТРЕБЛЕНИЕ НАРКОТИКОВ СРЕДИ ЛИЧНОГО СОСТАВА

Из воспоминаний Кузьменко Владимира Алексеевича, майора Советской Армии, начальника 1996-го отдельного радиотехнического батальона ПВО 40-й Армии:

Да, действительно, это не нынешний миф, а горькая правда. Многие из солдат проходившие службу в Афганистане подсаживались на наркотики, в частности, этому способствовало местное население. В частности, травой баловались водители колон, у которых была относительная свобода перемещения. В первый раз, наркоту давали бесплатно, в последующие уже за боеприпасы, армейское снаряжение, оружие. Даже был случай, когда у целого взвода пропали алюминивые ложки, потому что один парень обменивал их на траву у местных продавцов этой гадости. Доходило до того, что водители разбивались вместе с машинами и с собой забирали второго водителя, так как после принятия наркотиков садились за руль и попросту сваливались с обрыва.

Однажды к нам в санчасть пришёл мирный житель с просьбой оказать ему помощь. "Что случилось?" спросил у него я, на что он подкатал штаны и показал большую рану, которая гноилась. Он ответил, что его покусала собака, видимо, переносившая какую-то заразу. Доктор Прохороненко её продезенфицировал, намазал мазью и перемотал ему ногу, на что афганец откланялся и ушёл по своим делам. Через пару дней он снова пришёл, но уже с просьбой дать ему этой самой мази, якобы его сына тоже покусала собака. "Ты лучше сына к нам приведи, может, ему не мазь нужна, а добить его надо", сказал я. Афганец отказался приводить сына, но вместо этого ответил "Майор, ты помог мне, держи в знак благодарности" и достает из кармана траву. "А ну быстро убрал это и пошёл вон отсюда, ты думаешь, что ты делаешь?! Советскому офицеру наркотики предлагать!". Афганец быстро ретировался и стал уходить, я решил присмотреть за ним. Когда он выходил с территории части, проходя мимо караульных, он останавливался и отсыпал им в руки это дурманящее зелье, бойцы прятали его по карманам и мило улыбались в ответ. После его окончательно ухода, я построил личный состав, который нёс службу на КПП и в карауле. Приказал им всем вывернуть карманы и отдать наркотик, предупредил, что если я потом обнаружу его сам, то им не здоровья не прибавиться.

Благо, всё в тот день всё прошло хорошо и без проишествий. Но вот спустя пару дней, при смене караула, 19-летний рядовой Нагорняк открыл огонь по пришедшей смене, убив офицера с солдатом, при этом ранив третьего бойца. Уговоры прикратить огонь и сдаться ни к чему не привели, его пришлось убить при помощи снайпера. Как позже оказалось, он был под воздействием опиума, в кителе у него нашли самокрутки с ним. И вот я сижу и думаю, что же написать в похоронке родителям? Написать, что убил офицера и товарища? Подставить его семью? А почему семья должна страдать от молодого придурка? Беру чернильную ручку и пишу "Погиб при исполнении воинского долга..."

РАЗВЕДКА НАШЕ ВСЕ

В июне 1987 года во время проведения армейской операции на Алихейль мне запомнились два интересных случая, которые произошли в ходе проведения РПД (разведывательно-поисковой действий). Во время «прочески» кишлака солдат-разведчик принес мне фотоальбом с черно-белыми и цветными фотографиями, афганцы ведь как обезьяны, любят фотографироваться и всегда кучей. Я из любопытства стал его листать. Смотрю, на нескольких фотографиях жители кишлака и старейшины с пулеметами, гранатометами, автоматами. Оказывается, совсем не мирный кишлак. Вызвали взвод саперов, еще раз прочесали кишлак, все оружие и боеприпасы изъяли. В другом кишлаке нашли какую-то бумагу, типа пергамента. На ней арабской вязью что-то написано и отпечатки пальцев вместо подписей в конце. Около 30 печатей было. Я арабский не понимаю, но вижу, что на бумаге какой-то список. Вызвали переводчика разведотдела, он и сказал, что в бумаге список лиц, наименование и номера оружия, которое выдано главарем банды жителям кишлака. Мы повторно блокировали кишлак, собрали старейшин, они клянутся: нет оружия. Я им показал бумагу, переводчик ее прочитал, объяснили, что все в кишлаке перевернем, пока оружие не найдем. Они посовещались, все оружие сами принесли, но попросили от меня бумагу, что автоматы забрал «ХАД шурави», т.е. советская контрразведка . Вроде такая мелочь: бумага или фотоальбом, а разоружить кишлаки нам удалось с их помощью без единого выстрела.
После окончания операции, перед самым выходом наших войск из ущелья
я поставил несколько мин-сюрпризов. Обычно это выглядит так: мина-ловушка МЛ-7, под нее 400-600 грамм тротила, сверху красивую коробку с некондиционными 82-мм минометными минами. Или: ящик из-под снарядов (вместе с 2-3 152-мм снарядами) ставится на МЛ-7, и так далее. Когда коробку или ящик поднимаешь- происходит взрыв ( и не маленький!). Командир разведбата Петя Дроздов сказал мне: на фига это тебе надо? А я в ответ- может быть сработает. Когда колонна дивизии вытянулась из ущелья, прошла информация- нет двух солдат. На трех замыкающих БМПшках мы с Дроздовым рванули назад в ущелье. Влетаем туда, а духи от нас уже в 300-х метрах, спускаются с гор, а наши два бойца спят под деревом. Без единого выстрела, в наглую, мы подскакиваем к ним, разведчики спрыгивают, спящих солдат, как котят, забрасывают на броню и ходу! Нам вдогон шквальный огонь из всех стволов, только мы повернули за скалу- страшный взрыв, а потом еще два и огонь прекратился. Мы с Петей переглянулись, он мне пожал руку и говорит, если бы не твои сюрпризы - нам крышка. Видно духи очень поспешили посмотреть, что лежало в коробках и ящиках.
Под конец операции мы с Сергеем Харламовым (начальником разведки 108 дивизии) получили оперативную информацию о том, что духи хотят взять реванш и на обратной дороге устроить нам засаду. Командир дивизии генерал-майор Барынькин В.М. принял решение воспрепятствовать этому и в ответ устроить ловушку духам. Когда колонна стала вытягиваться, то вначале ее пошла самоходная артиллерия и установки «Град», и недалеко от места засады САУшки развернулись и нанесли массированный удар с двух сторон вдоль дороги по позициям, в которых находились духи. По агентурным данным духи потеряли около 200 человек. Вот что значит разведывательная информация полученная вовремя и адекватная на нее реакция.

(с) из воспоминаний капитана особого отдела КГБ, Виктора Высоцкого.